Институт клинической психиатрии и психологии

Сущность параноидной организации личности состоит в привычке обращаться со своими качествами, которые воспринимаются как негативные, путём их проекции. Отчуждённые характеристики воспринимаются потом как внешняя угроза. Процесс проекции нередко сопровождается (а может и не сопровождаться) сознанием собственного величия.

Мрачность и подозрительность параноидных людей затрудняют тёплое к ним отношение. Параноидный человек должен очень глубоко страдать для того, чтобы обратиться за психологической помощью, ведь параноидные личности не склонны доверять посторонним. В противоположность депрессивным, истерическим или мазохистическим людям, высокофункционирующие параноидные индивидуумы стремятся избежать психотерапии. Параноики способны жить уединённо долгие годы.

Не следует забывать, что некоторые люди, диагностированные как параноидные, РЕАЛЬНО подвергались или подвергаются опасности. Стремление психолога выдать их за сумасшедших скрывает под собой страх самого психолога оказаться объектом преследования.

Существуют также люди, чьё восприятие оказывается чрезвычайно проницательным, но которые тем не менее являются параноидными.

Одним из вкладов в параноидную ориентацию личности оказывается врождённо высокая степень агрессии или раздражительности. Параноидные личности борются не только с гневом, негодованием, мстительностью и другими враждебными чувствами, но, кроме того, страдают от подавляющего их страха. Движение глаз вниз-влево обычно для параноидных личностей (качество «изворотливости», которое отмечают даже непрофессионалы). Физически оно является компромиссом между направлением горизонтально-влево, характерным для аффекта чистого страха, и направлением строго вниз, как при ощущении чистого стыда.

Нарциссы испытывают стыд, когда с них снимают маску, обнажая слабое Я. Параноики бесстыдны, они перекладывают вину на других людей, отрицая собственные намерения или поступки.

Как может убедиться всякий, работающий с параноиками, подобная фокусировка на мотивах других людей, нежели на природе собственного Я, является в терапии труднопреодолимым препятствием. Бессознательно эти люди ожидают, что будут «разоблачены», и трансформируют страх в постоянные изматывающие усилия распознать в поведении других людей злые намерения по отношению к ним.

Люди с параноидным характером нормального уровня часто стремятся играть политические роли, где их склонность противопоставлять себя силам, в которых они видят зло или угрозу, может найти выражение.

Обида и зависть присутствуют в жизни параноиков в бредовых количествах.

Степень проецирования у параноиков может быть психотической, пограничной или невротической. Параноидный шизофреник, полагающий, что болгарский агент-гомосексуалист отравил его воду, проецирует свою агрессию, своё желание близости с человеком того же пола, свой этноцентризм и свои фантазии о силе. Неспособный адекватно оценивать реальность, он абсолютно уверен в том, что он единственный в мире, кто видит угрозу.

У пациентов пограничного уровня патологии спобность адекватно оценивать реальность сохраняется, и вместо проекции у такого человека работает проективная идентификация: пограничный параноик действует так, чтобы сделать свои «проекции» подходящими для мишени проекции. Женщина, не признающая свой садизм, заявляет своему терапевту в антагонистической манере, что ей достался психотерапевт-садист. Интерпретации расцениваются ею как манипуляции, желание контролировать и подавлять пациентку. Вскоре терапевт, измождённый постоянным непониманием, начинает ненавидеть свою подопечную и завидовать её свободе давать выход своей агрессии.

У параноидных людей невротического уровня существует ещё и некоторая наблюдающая часть Я, которая способна, в контексте надёжных взаимоотношений, к осознанию проекции. Мой талантливый и здоровый, но параноидный по характеру пациент был подчинён глубокому страху того, что я предам его в угоду моей потребности хорошо выглядеть в глазах других. Его страх был проекций собственной – слишком ненавистной – потребности в принятии и восхищении. В процессе работы он мог осознать, что приписал мне нечто, чего я не заслуживала.

Параноики никогда не чувствовали полной защищённости и всегда тратили неизмеримое количество своей эмоциональной энергии на отслеживание признаков угрозы. Так проявляет себя импотентный, униженный и презираемый образ собственного Я. Грандиозная сторона Я проявляется в «зацикленной на себе» установке: всё случающееся имеет отношение к их личности. Мегаломания (фантазии величия) параноидных пациентов, бессознательная или явная, обременяет их невыносимым чувством вины.

Детство параноика

Клиническая практика предполагает, что ребёнок, выросший параноиком, был ограничен в переживании agency (самоощущение радости от того, что можешь действовать по своей воле). В основе формирования параноидного характера обычно лежит критицизм, наказание, зависящее от каприза взрослых, которых никак нельзя удовлетворить, а также крайняя степень унижения.

Родители параноиков часто сами были параноиками. Они учили детей, что доверять можно только членам своей семьи. Это парадоксально, если учесть что в школе и среди родных могут быть более добрые люди, чем насильнически настроенные родители. Пациенты, находящиеся в диапазоне невротик-здоровый, как правило, происходят из семей, где тепло и стабильность сочетались с задиристостью и сарказмом. Параноидные личности психотического и пограничного уровней росли в доме, где преобладало высмеивание и будущая жертва паранойи являлась козлом отпущения – мишенью для ненависти членов семьи.

Несмотря на преследование и неприятие, которое они испытывали со стороны тех, кто заботился о них в детстве, в жизни параноиков было достаточно участия и последовательности, чтобы у них сформировалось чувство, что о них заботятся.

Другим вкладом в параноидную организацию личности является сильная, не поддающаяся контролю тревога человека, который заботился о ребёнке. Если мать была гипер-тревожной, она либо отрицала проблемы ребёнка, потому что не могла вынести дополнительных переживаний, либо представляла всё катастрофически, потому что не могла контейнировать тревогу. Кроме того, такой матери было трудно провести границу между фантазией и поведением. Тем самым она сообщала своему ребёнку, что мысли эквивалентны поступкам. Ребёнок усвоил знание о том, что его личные чувства – любовь и ненависть – обладают опасной силой.

В ситуации, когда его чувства приравниваются к поступкам, человек неявно подвергается оскорблению. Непонимание того, что ребёнок не способен совладать с чувствами, заставляют ребёнка чувствовать себя ещё хуже. Это расценивается как неблагодарность и злость: ведь сторона, выразившая недовольство чувствами ребёнка, только пыталась помочь. Отсутствие матери, способной помочь ребёнку пережить чувства, не делая их ещё хуже, и присутствие пугающего, ужасающе критичного, импульсивного отца лежит в основе воспитания паранойи.

Отношение к параноидным личностям в детстве иногда настолько лишено аутентичности, что прямая эмоциональная честность терапевта оказывается откровением о том, как люди могут относиться к окружающим.

Вследствие ориентации на силу и тенденции к отреагированию (acting out) параноидные личности имеют некоторые качества, общие с психопатическими типами. Однако решающее различие состоит в способности к любви. Даже при том, что они могут мучиться подозрениями относительно мотивов и стремлений тех, о ком заботятся, параноики способны к глубокой привязанности и продолжительной верности.

Сложной и мучительной проблемой для многих параноиков является сочетание неясности своей сексуальной идентификации, тяги к однополой близости и связанная с этим озабоченность гомосексуальностью. Гомосексуальным мужчинам и женщинам трудно понять, почему параноики, страдающие гомофобией, считают их настолько опасными для общества.

Пугающее сутяжничество параноидных индивидуумов происходит из потребности вступать в схватку и побеждать преследующего родителя. Переживания отмщения и триумфа дают им облегчающее (хоть кратковременное и неглубокое) чувство безопасности и моральной ясности. Параноики реализуют себя в борьбе против авторитетов и других людей, играющих значительную роль. Некоторые люди, наделённые параноидным характером, посвящают себя служению жертвам ненадлежащего обращения, поскольку их предрасположенность к борьбе с «плохими родителями» и отмщению за своё детство удерживает их на баррикадах дольше, чем других социальных активистов, у которых нет параноидной динамики.

Параноик на приёме

Перенос у большинства параноиков носит быстрый, интенсивный и негативный характер. Иногда терапевт видится ему спасителем, но чаще воспринимается как унижающий и неподдерживающий. Они могут безжалостно фиксировать взгляд на терапевте, за что тот и был назван «пристальным параноидным взглядом».

Контрперенос бывает в таких случаях или тревожным, или враждебным. Реже, если терапевта воспринимают как спасителя, контрперенос может быть благожелательно грандиозным.

Многие из нас, кто практиковал хоть какое-то время, имели по крайней мере одного клиента, который выплакивался, чтобы получить успокоение, а получив его, заявлял, что терапевт тоже состоит в заговоре и жалел пациента только чтобы усыпить его бдительность перед лицом страшной угрозы. Бессилие терапевта в эти минуты является поистине пугающим чувством.

Терапия параноидной личности это путь к установлению доверия. Если параноик доверяет одному-единственному человеку – своему терапевту, психотерапия окончена. Мощную враждебность пациента лучше спокойно прокомментировать, чем давать интерпретации. Это поможет параноику почувствовать себя защищённым от возмездия.

На бессознательном уровне пациент боится своей ненависти и чувства вины. Задача терапевта – выдержать эмоциональную нагрузку. Это поможет пациенту поверить, что можно воспринимать свои сильные переживания как обычные человеческие качества.

Терапевтические процедуры с параноиками существенно отличаются от стандартной психоаналитической практики. Общей их целью является доведение до сознания неизвестных аспектов собственного Я. Здесь уместно моделирование терапевтом самоироничного отношения, подшучивание над иррациональностью жизни. Юмор необходим в терапии параноиков, поскольку шутки разряжают накопившуюся в отношениях агрессию. Лучший способ изменить атмосферу подозрительности на переживание обоюдного удовольствия – это посмеяться над собственными фобиями, претензиями и ошибками.

Один пациент был убеждён, что его самолёт разобьётся по пути в Европу. Он успокоился после того, как я заметила: «Вы думаете, Бог настолько немилосерден, что пожертвует жизнями сотен других людей, чтобы добраться до Вас?»

Я рекомендую также отвечать на вопросы параноиков, а не хранить молчание, как того требует психоаналитическая процедура. Ответив, нужно исследовать мысли, скрывающиеся за вопросом. Параноика полезно представить как личность, чисто физически «надевающего» неосознаваемые ею желания и страхи на терапевта. Таким образом, когда пациент находится в состоянии сильного безжалостного праведного гнева, а терапевт ощущает угрозу и беспомощность, для пациента могут оказаться целительными слова: «Я знаю, насколько это злит вас, но я чувствую, что кроме гнева Вы переживаете сильный страх и беспомощность». Даже если это предположение и неверно, параноик слышит: терапевт старается понять, что именно вывело его из состояния душевного равновесия.

Обучаясь в ходе терапии замечать своё состояние возбуждения и находить вызвавший его «осадок», пациент овладевает умением контролировать параноидный процесс. «Осадок» это то, что произошло в недавнем прошлом и расстроило параноика. Это может быть сепарация, неудача или успех. Неудачи унижают, успехи несут с собой вину за всемогущество и страх наказания. Нахождение «осадка» часто вообще предотвращает параноидную динамику.

Параноидные люди остро восприимчивы к эмоциям и отношению. Они чувствительны и верно оценивают реальность, но запутываются на уровне мышления, неверно интерпретируя. Параноики глубоко вникают в детали и могут неправильно понимать картину в целом из-за фиксации на мелочах. Не стоит спорить с интерпретациями параноика. Для него принять объяснение терапевта равнозначно унизительной подчинённости, а отвержение объяснений терапевта провоцирует страх возмездия за оказание сопротивления.

Терапевт должен помочь параноику «думать очень плохие мысли» без проекции их вовне. Способность самого терапевта получать удовольствие от враждебности, алчности, похоти помогает пациенту принять нежелательные тенденции как часть человеческой жизни.

Важно быть сверх-чувствительным к границам. Терапевт того же пола, что и пациент, должен быть хорошо подготовлен к работе с параноиком, потому что многие параноидные пациенты подвержены гомосексуальной панике. Может случиться, что терапевт окажется средоточием сексуальной жажды пациента или его сексуальной ярости.

Многие параноики верят, что всемогущи и опасаются, что их злобные мысли разрушают терапевта. Такому пациенту следует знать, что человек, который работает с ним, сильнее фантазий. Иногда уверенный голос и прямая и бесстрашная манера речи оказывают больший терапевтический эффект, чем то, что говорится.

Большинство диссоциированных людей имеют параноидную субличность, и сосуществование параноидной динамики и диссоциации является обычным.

Вследствие мучительной чувствительности параноидных пациентов их невозможно терапевтировать без некоторого числа травматических срывов. Но каждый терапевт должен знать – под запутанными интерпретациями и недоверчивостью в параноике живёт глубинный источник теплоты и благодарности. Фактически, не существует предела верности и великодушию, на которые он способен.

Статья взята с сайта http://rorschach-club.livejournal.com