Институт клинической психиатрии и психологии

Мне повезло сохранить множество счастливых и светлых воспоминаний о своем детстве — столь же редкая удача, как и здоровый дух в здоровом теле. Город моего детства — столица одной из азиатских республик — стоял на краю пустыни.

В прямом смысле. В конце улицы возвышались горы (мне долго казалось кощунством отсутствие такой панорамной особенности в других широтах) — а до пустыни, собственно говоря, было полчаса на машине.

Видимо, мое знакомство с этой стихией могло пройти более благополучно… Сейчас я могу назвать его почти травмой. До сих пор ничего, включая известнейшие памятники архитектуры, природные ландшафты и прочее, не захватило меня столь сильно, как то море песка, которое начиналось около меня и не заканчивалось нигде, до горизонта. Так влекут кого-то морские глубины или горные впадины. Меня увлекла пустыня, видимо, навсегда.

Кроме того, на центральной улице нашего города помещалось здание под названием «Институт пустыни». Понятно, что там изучали флору, фауну и прочих сусликов, но я искренне считала, что его сотрудники причастны к какому-то тайному знанию.

Много позже я нашла в себе сильное сочувствие (возможно, беспочвенное) к людям, которые не имеют возможности постоять на краешке огромного пространства — будь то океан, тундра или пустыня; все-таки это оказалось особым опытом. (В скобках замечу, что отношение к пустыне у живущих на ее краю было довольно своеобразным и сочетало в себе пиетет с фамильярностью. Должно быть, примерно так же ощущают свое редкое соседство люди, чьи домики прилеплены на склоне вулкана — подымит и перестанет.)

Вообще-то, стихиями считаются земля, воздух, огонь и вода; все они покорились цивилизации. Про огонь, вообще, молчу. Уж неизвестно, благодарить Прометея или первобытного волосатого предка, терпеливо крутившего палочку, да только огонь одомашнен, — это бесспорно. Живет в зажигалках и плитах.

С водой, в принципе, дело тоже ясное. Морские пути проложены, корабли бороздят, ГРЭС работают исправно. Опять же — льется на кухне из крана. (Даже и не только на кухне, но не будем вдаваться).

Из земли выкачивается все что можно, никакого уважения; землетрясения теперь почти умеют предсказывать. С воздухом тоже более-менее понятно — самолеты и прочее народное хозяйство. Байконур.

Песок же особенно не удалось приспособить ни к хозяйственным нуждам, ни к веселью, — какое там веселье, когда палящее солнце и песчаные холмы до горизонта. Максимум, что позволяет пустыня — это проложить путь по своим холмам — будь то древний караванный маршрут или железная дорога. А насчет веселья — всё развлекательное, что связано в моем сознании с пустыней, — это экскурсионная поездка под условным названием «в гости к бедуинам», которую предлагают в жарких странах отдыхающим.

Хотя, впрочем, еще есть песок на пляже, из которого малыши так любят лепить замки, — но для меня, слегка ушибленной пустыней, он имеет отношение к стихии песка примерно такое же, как 20-литровый аквариум — к океану. Примерно то же скажу о песке, намертво зафиксированном в бетон и стекло.

Вероятно, все мы прекрасно эту непобедимость осознаём — иначе бы не сравнивали песок и время, ведь оно тоже до сих пор остается непокорённым.

Кстати, о времени.

Одна из удавшихся попыток приспособить песок к делу, имеющая, впрочем, сильную эстетическую направленность — песочные часы. Впервые появившись в Азии, они нашли распространение в Западной Европе начиная примерно с XIV века. Однако главным недостатком песочных часов стало то обстоятельство, что песок дробился на более мелкие частицы, а отверстие истиралось и увеличивалось, терялась точность… то есть, песок разрушал даже время… Некоторым символическим продолжением индустрии песочных часов можно, видимо, считать род сувениров, где песок заключен в непроницаемую рамку и при её вращении образует причудливые фигуры.

По воде можно плыть, в песке можно утонуть. Вспомним рисунки в детских книжках — ведь они призваны транслировать основные смыслы, актуальные в обществе: море с игривыми барашками, горы с веселыми облачками, костёр с искорками… 

Пустыня изображается тремя линиями, символизирующими барханы, и каким-нибудь жалким кустиком верблюжьей колючки. Конечно, как и любой миф, это представление верно лишь отчасти — в пустынях цветут цветы, живут насекомые и звери. Но как море немыслимо без рыбки, так немыслима пустыня, кишащая живностью. Да и само слово, в общем, убедительно об этом свидетельствует.

Днем в пустыне нестерпимо жарко, ночью — неожиданно холодно. Здесь путнику страшнее, чем в горах, и неуютнее, чем в открытом море.

Стихия песка жестока, как и сама Азия. Ни любви, ни тоски, ни жалости. Песок — мир, перемолотый в пыль.

Конечно, роман Кобо Абэ «Женщина в песках» не мог миновать меня. Я сразу почувствовала родное — тема песка явно волновала автора не меньше, чем меня; я не ошиблась. Здесь было всё, чем представляла песок я сама и многое, о чем я только догадывалась. И даже довольно предсказуемая метафора — люди-песчинки — преподнесена ненавязчиво, с исключительно японским изяществом.

Впоследствии, знакомясь с работами культурологов и литературоведов, да и просто в беседах с знакомыми, я крайне удивлялась тому, что практически все они вынесли для себя как главную, основополагающую, — мысль о том, что песок не имеет своей собственной формы, а есть лишь средний размер каждой песчинки, приблизительно равный одной восьмой миллиметра. Почему-то именно эта расхожая цитата казалась им воплощением сути романа. Видимо, мне эта истина открылась раньше — именно в тот момент, когда я стояла на краю пустыни и не находила другого края.

Мне же хочется думать, что роман — о сказочной привлекательности и великой влекущей силе песка, которые — привлекательность и сила — находятся в прямой зависимости от его количества. И поэтому, поэтому женщина в песках становится той, с которой остаётся мужчина. Дело, конечно, не в ней, а в песке, который становится её верным сообщником, главным оружием и проклятием одновременно. И то обстоятельство, что у песка нет формы, здесь совершенно не важно.

«Поскольку на земле всегда существует ветер и потоки воды, образование песков неизбежно. И до тех пор пока будут дуть ветры, течь реки, катить свои волны моря, из земли будут извлекаться всё новые и новые массы песка и, подобно живому существу, расползаться повсюду. Песок не знает отдыха. Незаметно, но упорно он захватывает и разрушает землю…

Эта картина вечно движущегося песка невыразимо волновала и как-то подхлестывала его. Бесплодность песка, каким он представляется обычно, объясняется не просто его сухостью, а беспрерывным движением, которого не может перенести ничто живое. Как это похоже на унылую жизнь людей, изо дня в день цепляющихся друг за друга.

Он рисовал в своем воображении движение песка, и у него уже начинались галлюцинации — он видел себя самого в этом нескончаемом потоке».

Несмотря на свою неслиянность с миром людей, в одном песок все же покорился. Он исцеляет, пересыпаемый в ладонях, и становясь под быстрыми детскими руками волшебными замками и глубокими рвами вокруг них.

Манипуляции с песком, в особенности, возведение всяческих построек — имеют мощный психотерапевтический эффект. Дети, возводящие свои замки у кромки воды, неосознанно используют именно это свойство песка. Взрослые могут использовать его осознанно.

Впервые это обстоятельство отметил Юнг, и именно в его школе получили развитие и применение «sand play» —игры с песком. Считалось, что создание композиций из песка раскрепощает фантазию клиента, что способствует более глубокому пониманию его внутреннего мира терапевтом.

В настоящие время «игры с песком» стали элементом арт-терапии. В этом случае композиции, созданные клиентом, анализируются терапевтом как отдельные объекты. Иногда при этом даже предлагается набор самых разных фигурок (предметы обихода, изображения людей), которые, будучи помещенными клиентом в свою композицию из песка, могут многое сказать терапевту.

Обычная песочница может стать для ребёнка уникальной средой, в которой общение с самим собой будет проходить более эффективно. Здесь особенно важно то обстоятельство, что бесформенный песок легко обретает ту форму, которую придаёт ему человек, и с той же легкостью может быть возвращён в бесформенное состояние.

Словом, песок для меня — это сила и спонтанность, воплощение характеристик, присущих чувствам. Песок как чувства…