Институт клинической психиатрии и психологии

— Вы знаете, я всегда очень волнуюсь за детей, когда их нет дома. Они у меня оба, можно сказать, подростки. Сыну — восемнадцать, дочери — тринадцать.

— Ваше волнение естественно, вы — мать. Но вы ведь не пытаетесь по этому поводу ограничить их свободу?

— Нет, что вы, я же понимаю. Наоборот, я все эти годы боролась с собой всяческими способами. И многого достигала. Со второго класса отпускала их в школу (она, правда, у нас в соседнем дворе) одних, разрешала самим ездить в кружки. Дочка и сейчас занимается балетом в центре города и иногда возвращается домой почти в десять часов. Старалась не звонить каждые десять минут, как мне хотелось, и не проверять, все ли с ними в порядке.

Так. Юноша по возрасту для матери уже почти недоступен, девочка благополучна в школе, вся в своем балете (знаю доподлинно, что это мир сильных страстей).

— Ну, тогда все нормально, — я почти равнодушно пожала плечами. — Успокойтесь, вы все делаете правильно.

Все-таки сознательно принятое когда-то решение «я всегда работаю из интересов детей», согласно универсальному закону Ломоносова («если где-то что-то прибавится, то где-то что-то непременно убавится») сделало меня не слишком восприимчивой и даже слегка черствой к переживаниям родителей.

— Да, — женщина опустила голову. — Правильно. Только вот дети от меня все равно отдалились, иногда просто пальцем у виска крутят, а наш папа и вовсе собрался из-за этого от меня уходить…

Ага! Так вот она, настоящая причина ее обращения ко мне, догадалась я. А дети — это просто операция прикрытия.

— Гм-м… А вы уверены, что причина супружеского разлада именно в вашей повышенной тревожности?

Возраст, вид женщины и предполагаемый мною возраст отца ее детей допускал самые разные варианты.

— Так он сам так говорит! — простодушно воскликнула моя посетительница. — Что любит меня, но я его достала своими страхами и бредом. Что раньше терпел ради детей, а теперь, когда дети уже почти выросли, он больше не может, и лучше будет жить отдельно, один, чтобы по крайней мере ночевать не в этом корыте с черными ужасами…

— Жить один? — переспросила я. Явно художественный образ «черного корыта с ужасами» пробудил-таки мое любопытство. — А что же все-таки это ужасы? Проясните…

— Ну, понимаете, я всегда такой была. Еще маленькой всегда волновалась, что мама, когда пойдет в магазин, попадет под машину — там у нас очень шумная дорога была — и погибнет. Потом, подростком, искала (и, как вы понимаете, находила) у себя всякие страшные заболевания. Чуть у меня где-то кольнет или заноет, я была уверена, что у меня рак. Никому ничего не говорила, но ходила и мучилась годами... Муж у меня в молодости на мотоцикле гонял. Когда мы поженились, я его уговорила мотоцикл продать, потому что все время представляла, как он сбитый в канаве лежит, со своим мотоциклом вперемешку. А потом, как дети родились, все на них перешло. Придумаю себе что-нибудь или в книжках прочитаю, а потом стою у окна и боюсь. Старший у нас молчаливый и всегда один любил играть, так я много лет мужа изводила, что у него аутизм. Или они на полчаса задержатся где-то, или телефон не ответил, я уже все самое страшное себе вообразила и мужу: надо в справочную скорой помощи звонить!

— Вы уже пытались как-то работать со своей проблемой?

— Да, конечно, и не один раз. К обычному врачу ходила. Он советовал не брать в голову и валерьяночки попить.

— «Маргарита обращалась к врачам, — процитировала я. — Врачи советовали Маргарите не волноваться».

— Невропатолог мне таблетки прописывала, я все пила. Страхов меньше было, это правда, но я сама становилась такая вялая, что даже дети замечали, и на работе... Плохо с домашними делами справлялась, и вообще жизнь теряла краски. Потом еще были люди с НЛП. Они велели, когда всякие гадости в голову лезут, вспоминать, что было в моей жизни хорошего, и ставили какие-то «якоря». Только почему-то гадости все равно всегда побеждали… — Она грустно улыбнулась, и я улыбнулась вместе с ней: улыбка, несмотря на грусть, у нее была очень обаятельная. — Потом еще был психоаналитик, но тут, каюсь, я сама от него сбежала. У него все получалось, что я такая тревожная, потому что мои мама с папой за стенкой слишком громко занимались любовью… Но даже если так, что ж я теперь-то могу с этим поделать? Ведь папа умер давно.

— Можно теперь пойти к гештальт-терапевту, — подчеркнуто серьезно сказала я. — У них есть методика, в которой можно побеседовать с умершим родителем.

Женщина с готовностью рассмеялась:

— Ну знаете, как-то я даже с призраком папы на такие темы разговаривать не готова! Давайте уж оставим их с мамой половую жизнь в покое…

— Что ж, как скажете, — на самом деле я обрадовалась: с людьми, готовыми к самоиронии, работать легче почти на порядок.

— А вы-то сами мне что-нибудь предложите?

— Почему нет? Предлагаю вашему вниманию метод парадоксальной интенции в моей, оригинальной трактовке. Смотрите: до сих пор все старались всякими способами ослабить ваш симптом — волнение и страхи за близких. Ничего не получалось. А почему? Да потому, что бояться и волноваться — это естественный для вас и чуть не главный способ коммуникации с миром. Скажите, за близких друзей и за дело на работе вы тоже волнуетесь?

— Еще как! Недавно дома всю ночь документацию проверяла, все казалось, что не сойдется где-то в последний момент и все обломится. Так и заснула за столом, и тут же приснилось, что самолет с партнерами упал…

— Вот видите. Мы не будем ослаблять ваш симптом. Мы попытаемся его максимально усилить и одновременно немного переориентировать.

— А как мы это сделаем? — с доверчивым любопытством спросила женщина.

Мир для нее был так полон неопределенных опасностей сам по себе, что конкретным людям она явно доверяла на «выше среднего».

— Вы больше не будете сопротивляться своим страхам, пытаться успокаивать себя, как вы привыкли за эти годы. Наоборот. Вы будете продумывать ужасы до самого конца, добавлять подробностей. Причем, чтобы уж наверняка, к вашим волнениям мы добавим чужие. Что волнует вашего мужа? Дочь? Сына? От чего они испытывают сильные чувства?

— Сына — футбол, он фанат «Зенита», — сразу сказала женщина. — Когда дома смотрит, бывает, так орет, что я в соседней комнате на диване подпрыгиваю.

— Отлично. Вы тоже будете волноваться за «Зенит». Там сейчас, кажется, какие-то проблемы с игроками. Дальше?

— Дочь с самого младенчества рыдает над всякими щенками, котятами, брошенными собаками. Мне всегда приходилось бабой-ягой быть, не возьмешь же всех к себе.

— Теперь вы тоже будете волноваться за бездомных животных. Это огромная животрепещущая тема. А муж?

— Ну, он все про политику талдычит, ругается, но я в этом ни в зуб ногой…

— Хотите, чтоб муж остался? Узнаете все про политику. А дальше будете либо белые оппозиционные ленточки гладить, либо страдать по славному имперскому прошлому, в зависимости от взглядов мужа. И вообще, вас разве не волнуют судьбы Родины?! — грозно закончила я.

— Волнуют, волнуют, конечно, — она почти испугалась.

— То-то же! — я погрозила ей пальцем. — А сейчас обсудим конкретный план действий.

***

Спустя четыре месяца она снова сидела передо мной, знакомо опустив голову, и, слегка прикусив губу, прятала улыбку.

— Ну что там у вас?

— Две кошки и собака. Бывшие бродяжки. Воруют еду — непонятно как! — даже из холодильника. Но эту проблему — бродячих животных — надо решать системно, как я поняла! И так и сказала на форуме.

— Сын?

— На стадионе мне очень даже понравилось, я себя прямо такой молодой почувствовала, а сын явно мною перед своими гордился: смотрите, у меня мама — фанат! Но, по-моему, политика покупки игроков у клуба сейчас неэффективная...

— Муж?

— Вы знаете, у нас намного лучше отношения стали, и он уже не собирается уходить. А вот вы что думаете про такого политика, забыла, у него еще армянская фамилия?.. Ведь в СССР и вправду было хорошее образование и цели, а у общества потребления совершенно неясные перспективы, нашим детям тут жить, и нас с мужем это волнует. Простите… Я, в общем-то, хотела сказать спасибо. Эта ваша методика парадоксальной — чего? — нам очень помогла.

«Простите и вы меня за обман, — подумала я. — Методика парадоксальной интенции замечательна, но это была не она».

Это — тот самый закон Ломоносова, который так подвел меня в начале нашего знакомства. Добавились чужие, внешние волнения, отчего слегка (или как следует?) «отползли» собственные, иррациональные, те, которые так мешали жить и моей посетительнице, и ее семье. Зато ее искренний и эмоционально заряженный (по-другому она не умеет!) интерес к важным для других членов семьи вещам позволил улучшить отношения по всем направлениям.